Пассионарность как графа в резюме

Первый заместитель декана факультета государственного и муниципального управления ГУ-ВШЭ Юрий Плюснин — о симпозиуме «Совершенствование стратегического планирования в системе государственного управления», прошедшем в Астане, а также о проблемах формирования структур госуправления в России в условиях кризисных ситуаций.

Каким образом следует выдвигать людей на руководящие посты в государстве? Как готовить управленцев высшего звена? На эти вопросы пытались найти ответы участники первого Академического симпозиума «Совершенствование стратегического планирования в системе государственного управления», прошедшего в столице Казахстана Астане. Форум был посвящен 15-летию создания Академии государственной службы при президенте Казахстана и собрал представителей из восьми государств СНГ и Европы.

— Юрий Михайлович, какие проблемы были рассмотрены на форуме в Астане?

— Начну с того, что формирование стратегического резерва управленческих кадров — это и для Казахстана, и для России задача общенационального масштаба. От успешного решения этой проблемы зависит будущее России.

— И что же, в Казахстане достигли успехов в решении этой проблемы?

— Там активно учат и учатся искусству управления в условиях новых глобальных вызовов. Их к тому подтолкнула жизнь, ведь в кризис Казахстан «вошел» раньше других, уже в 2007-м году. Соответственно, раньше других там возникла необходимость выработки мер противодействия. Прежде всего, управленческих. А для этого нужны толковые, деятельные люди, способные не только взять на себя ответственность за дело, но и умеющие преодолевать неблагоприятные для страны ситуации. Преданные идее и народу, что важно. Руководители Академии пошли тем самым путем в подготовке кадров, о котором я говорил как о наилучшем еще в 2007 году на однодневном совещании в Администрации Президента Казахстана.

— Что же это за путь?

— Самым эффективным «выходом из кризиса» (лучше бы сказать так: «удержания управляемости») является создание группы специально отобранных молодых, амбициозных и патриотичных людей, которые бы рассматривались как своего рода президентская «гвардия». По более точному определению одного моего коллеги, это «нукеры». Но «гвардия» — слово, которое менее других аналогичных терминов несет отрицательную ассоциативную нагрузку. Эта «гвардия» способна управлять в экстремальных условиях, требующих мобилизационных управленческих технологий. В администрации Казахстана этот «совет», что называется, восприняли, как я недавно узнал. Создали, например, такую структуру как Институт национальной политики, где директором — Нурбек Саясат, раньше он был руководителем подразделения кадровой политики в Администрации президента Казахстана. Действует институт в составе Академии государственной службы, ректором которой является Арын Орсариев. Он, в общем-то, молодой человек, в свои 40 лет прошел соответствующую подготовку в Казахстане и во Франции, сполна наделен энергией и умом, но, что самое главное, — является патриотом Казахстана, готов, не побоюсь сказать выспренно, не за страх, а за совесть работать на благо государства и народа. В этих учреждениях на удивление много — по нашим меркам — молодых, толковых и активных людей, которые не закоснели в регламентированных схемах и в любой момент готовы, так сказать, «ввязаться в драку». Думаю, что основная заслуга в этом принадлежит президенту Назарбаеву, который не опасается подбирать в свою команду молодых, умных патриотов, готовых пожертвовать многим ради страны и народа. Подбор не чиновников, но управленцев с особыми качествами, способных к особому усилию.

— Молодость — это, конечно, хорошо. Но для выполнения важной государственной работы нужны опыт, компетентность, знания. И как совместить все это?

— Нужного опыта можно набраться, и очень быстро. Да и всегда ли стаж и опыт есть синонимы? Даже в 27 лет, будучи простым гражданином, можно поднять всю нацию на реализацию совершенно сумасшедшей идеи, зато великой, как это когда-то сделал норвежец Фритьоф Нансен, первым пройдя на лыжах всю Арктику. А ведь до него этого не мог сделать никто! Кстати, кто у нас толком знает Нансена? А ведь этот человек, по сути, спас в Советской России несколько миллионов человек от голода. А ему у нас всего-то поставили памятничек в школьном дворе, в Большом Левшинском переулке. Зато тем, кто угробил миллионы, памятники высятся по всем площадям. Да и у нас такие примеры есть. А как в 35 лет стать наркомом, не имея опыта, но со знаниями, энергией, волей, будучи наделенным чувствами патриотизма и альтруизма?

— Вы имеете в виду сталинских наркомов - Шахурина, Устинова и других?

— Да, именно их. А ведь в годы Отечественной войны возглавляемые ими министерства были ключевыми в системе экономики СССР, переведенной на военные рельсы! И ничего, справились они, не оплошали. Эффективность управленческая такая — теперь нам и не снилось. Пусть у них и не было большого опыта, который, к примеру, ставился в качестве необходимого условия при высоких назначениях в императорском Риме, или танском Китае. Опыт всегда нужен, но его отсутствие не мешает добиваться результата. Результат добывают люди с особым качеством, которое мы по традиции, вслед за Гумилевым-младшим, называем пассионарностью, что подразумевает готовность рискнуть жизнью ради идеи. Когда человек душой, а не умом, ощущает неразделенность жизни и смерти. Когда оставляет семью голодать, погибать, а сам отправляется спасать других, зная, что погибнет. Именно это качество утратило большинство людей и в Европе, и в Америке. Особенно это наблюдается в последнее столетие. В России, правда, в меньшей степени, у нас своя история. Ведь еще совсем недавно, какие-то 65–70 лет назад, люди шли на смерть ради идеи, шли осознанно и беззаветно. Это называется альтруизмом. Но к этому качеству еще должна быть приложена пассионарность. Тогда и получится азартная жертвенность.

Сейчас идеология потребительства — бытование ради желудка и ради кожи — привела к широкому распространению страха смерти, а это ведет к апатии. Кстати, ведь именно невротический страх смерти лежит в основе не только страсти к наживе, но и страсти к фильмам ужасов, к прочей белиберде. Это такой симптомокомплекс, по наличию которого нетрудно диагностировать пассионарный потенциал человека. Ну и его пригодность или непригодность к делу. Главный признак изменений в людях за прошедшие полстолетия, на мой взгляд, это утрата пассионарности, утрата способности действовать с ущербом для себя во имя блага других и блага общества.

— Вы считаете, что кризис у нас еще не преодолен и что общество должно быть в состоянии мобилизационной готовности перед этой угрозой? Но считается, что россияне не могут нынче быть «мобилизованы» какой-то идеей по причине того, что построено общество массового потребления, где каждый отвечает только за себя самого, где налицо социальное расслоение... Как, по вашему мнению, в таких условиях мобилизовать общество на борьбу с кризисом, да и с любыми другими угрозами?

— Я не согласен с тем, что мы в России создали общество массового потребления. Мы лишь попытались (не скажу, что целенаправленно) внедрить у себя такую идеологию. Причем, только на ограниченных территориях, в тринадцати «точках», в крупнейших городах. В целом наше общество за сто лет и шесть при этом пережитых социальных катастроф имеет в трех живущих сейчас поколениях врожденную способность и готовность к мобилизации. Всегда в запасе есть спички и соль, керосин и мыло, сухари, а еще — печка-«буржуйка» на чердаке, да картошка в подполье. А кроме того — народ наш вооружен, в буквальном смысле.

— Что же, у нас сейчас, в России, существует необходимость пребывать в мобилизационной готовности?

— Да, наше общество всегда готово к мобилизационному поведению, но такая задача стоит и перед институтами государства. Правда, институты государства не готовы к этому, такая готовность государственных структур пока не рассматривается, как первоочередная задача. А должна рассматриваться.

— Вы имеете в виду управленческие кадры?

— Да, конечно, во многом и кадры. Известный афоризм «Кадры решают все», — это на века. Ведь переход, условно говоря, от нормального и стабильного, гедонического существования (идеология общества потребления, согласитесь, есть идеология гедонизма), — переход к мобилизационному существованию возможен только при наличии определенных высококвалифицированных управленческих кадров. Примеров приводить не надо, и без того ясно. Но речь не идет обо всех кадрах управления. Налицо должны быть специальные группы кадровой подготовки, рассчитанные на определенные случаи жизни. Существует массовая, рутинная подготовка, которая ориентирована на работу в нормальных условиях, и имеет место особая подготовка. Приведу аналогию. Водителей обучают вождению автомобиля на улицах, пилоты должны квалифицированно управлять самолетами, но ведь готовятся и испытатели новейшей техники, и летчики-космонавты, а это уже другая группа подготовки, обученные и готовые включить мобилизационный ресурс, он у них «встроен» уже.

Иными словами, и подготовка управленческих кадров должны быть дифференцированной именно потому, что мы не можем всех людей в массовом порядке готовить к действиям в мобилизационном режиме. Такое возможно только в ситуации войны. В ином случае это бессмысленно, как бессмысленны были миллионы хунвейбинов, «мобилизаторов» китайского общества, это — пустая трата ресурсов, да и люди к такому повороту не готовы. «Если я всегда сыт, зачем мне сушить сухари?». (Знаете, мне рассказывала знакомая, пережившая ленинградскую блокаду, что на всю жизнь, как и другие блокадники, сохранила ощущение необходимости запасать еду, хлеб, и никакие рациональные доводы не помогали.) Имея цель «omni paramus domi bellique», надо, соответственно, вести совершенно другую подготовку кадров управления, чем это прописано в министерских программах профессионального обучения. И подготовка будет затрагивать очень ограниченный контингент людей, а они уже потом будут определять мобилизационное поведение всех остальных.

— Это что же, надо создавать новую элиту?

— Я не люблю слово «элита». Как ни назови, это, конечно, должны быть люди высокого уровня квалификации, с большой ответственностью и широкими полномочиями. Но их следует отбирать не только по уровню подготовки и профессионализма, но и по психологическим и мотивационным, нравственным критериям.

— То есть, это прослойка людей, которые, будучи сама вовлеченной в государственное строительство и управление, еще и следит за тем, чтобы в обществе готовились кадры управления?

— Не так. Я позволю себе в связи с этим такую метафору. Все знают гриб-мухомор — шляпка красная, на ней белые пятнышки. Вот они пятнышки — это как раз те самые люди из этой «прослойки». Конечно, это не прослойка, уж тем более не интеллигенция, это очень небольшая группа. Их мало, но они по всей поверхности «шляпки», и в нужный момент они образуют ту гвардию, которая и будет определять управленческую деятельность по мобилизационному типу.

— А президентская «тысяча», президентская «квота» — это и есть такого рода группа лиц?

— По первоначальной задумке, примерно так. Отмечу характерную вещь: всегда и везде численность этой «гвардии» (если хотите — этих «нукеров», «мамлюков», «опричников», «преторианцев») устанавливается одинаковой, ограниченной сотнями, тысячей. Но уверен, что задумка с реализацией не состыковались.

— Почему же уверены?

— Потому, во-первых, что требуются известные условия для этого процесса, без них кристалл не вырастет, так сказать. Во-вторых, во главе угла при отборе этих лиц должен стоять принцип высочайшей нравственности: патриот ты, готов ли ты жертвовать собой ради дела в каких угодно условиях, где угодно? Не уверен, что все лица, включенные в этот список, соответствуют такому критерию. И условия еще не созрели.

— Но как должен осуществляться отбор в эту когорту? Гласно, открыто, что как бы служит гарантом того, чтобы эта система не превратилась в некую клановую замкнутую структуру, или как-то иначе?

— Если мы отбираем «пятнышки на мухоморе», то мы их должны отбирать жесткими методами, без всяческого обсуждения, причем, отбирать не из общей массы, а из особой среды, со шляпки мухомора, из очень немногих лиц, готовых к сугубо профессиональной деятельности. И отбор, соответственно, должен быть профессиональным.

— Кто же должен осуществлять такой отбор, президент?

— Президент ведь не специалист в таких вопросах. Но он может дать указание привлекать профессионалов, которые на каждом определенном этапе будут рекомендоваться и отбираться коллегами из профессионалов же. Так, например, отбирали чиновников в Китае: в присутствии императора, однако отбирал же не он сам, а его приближенные, ранее отобранные «наушники». Ясно, что процедура такого отбора никогда не бывает абсолютно надежной. Хорошо, когда есть безусловные авторитеты для такого отбора, скажем, как Конфуций. Или вот, Иисус же самолично отбирал апостолов... Но тогда он отбирает апостолов так, как ему заблагорассудится, и никто не возражает, не может оспаривать принципов этого отбора.

— А где гарантия в таком случае, что не будет кумовства, что отбор не пойдет по принципу привлечения своих «любимчиков», дружков-приятелей?

— Никаких гарантий тут нет. Даже в случае апостольской дюжины имеет место и кумовство, приглашены два брата, есть в «команде» Христа и другие близкие родичи. И он ошибки отбора не избежал, Иуду принял — что в итоге получилось?

— Но все же, открытость в подборе управленческих кадров высшего звена нужна?

— Нет, здесь, на мой взгляд, не должно быть никакой открытости, здесь гласность просто вредна, ибо тут же в дело вмешаются журналисты, литераторы, иные профаны, находящиеся вне понимания критериев отбора и его целей.

— Но все же, идея президентской кадровой квоты изначально правильна?

— Да, она просто необходима, это важнейшая сейчас задача. Почему? Для возможности создать тумблер, переключатель между стабильным и мобилизационным режимами. Этот тумблер необходим сейчас. Но все процедуры и механизмы сейчас абсолютно негодны. Нельзя этот вопрос обсуждать в Совете Федерации, в Госдуме, ни даже в Академии наук. Этим делом «наушники» должны заниматься, «постельничий» да «визирь».

— А как обстоит дело в плане подготовки кадров в вузах, например, в Вышке?

— Сейчас в стране действует более 420 факультетов, где готовят государственных и муниципальных служащих. Но не везде учат так, как нужно, и тому, что необходимо знать будущему управленцу. Да и вот вопрос: как учить недавнего десятиклассника технологии управления государством? Для начала хорошо бы этих учеников отобрать.

— А вот Ленин говорил, что в России каждая кухарка будет управлять государством...

— Говорил. Но в советское время до такого все-таки не дошли, подходы были более взвешенными. К тому же, тогда еще был старый кадровый ресурс, и задачи мобилизации превозмогли идеологию. И в подготовке кадров управления высшего звена идеологический компонент не носил определяющего и первостепенного значения. Патриотический настрой был важнее. Сейчас же ситуация абсурдна. Большинство факультетов таково, с таким профессорским составом, что должны работать на уровень подготовки лишь младшего персонала для муниципальной или, реже, государственной службы. Реально эти 420 факультетов должны быть строго дифференцированы на группы. В одной группе готовят чиновников для муниципальных служб, где людей просто не хватает — нужно примерно 10 лет, чтобы наполнить весь этот объем пустоты муниципальными служащими...

— Сколько же нужно служащих для муниципалитетов?

— Ну, примерно, думается, тысяч двести. У нас 24 тысячи муниципалитетов сейчас, в каждом от 2–5 до 30–100 служащих, вот считайте. Нужна еще ротация. Так вот. Вторая, меньшая, часть этих факультетов — примерно 50 из них должны быть ориентированы на подготовку бакалавров и в меньшей степени — магистров для государственной и муниципальной служб, но уже на уровне руководителей. А вот совсем небольшую группу из 10–20 факультетов следует ориентировать на подготовку людей, которые затем пойдут далеко и высоко. То есть, нужно бы разделить факультеты по горизонтам планирования: горизонт планирования начального и среднего профобразования, горизонт планирования муниципальных и государственных служащих низового и среднего звена. И факультеты, работающие на подготовку студентов, которые могут достичь уровня начальников департаментов, министров...

— А в Вышке мы кого готовим?

— Ну, конечно, как человек, причастный к этому процессу, я ведь скажу, что мы готовим студентов по высшему разряду! Но если всерьез, то мы и готовим студентов с ориентацией именно на такой уровень. Однако пока у нас проверка практикой маловата, чтобы давать уверенные оценки правильности нашей системы преподавания, ведь прошло только два выпуска. Можно сказать, что процентов 15–20 наших выпускников ориентированы на работу по специальности, которой они обучались. Причем, не только теоретически обучались! Все наши студенты проходят на трех курсах три вида практик в органах муниципальной и государственной власти, в «полевых», если так можно сказать, условиях. И об их работе мы получаем отзывы. Они там и места будущей работы находят. В принципе 15–20 процентов — это хорошо. Но подлинные результаты нашей работы нам будут известны через 5–10 лет. Правда, уже сейчас я могут сказать, что некоторые наши выпускники заняли весьма высокие позиции в госорганах. Это пока — единицы, человек пять. Но мы и должны ориентироваться на отличные «единицы», остальные же должны подтягиваться до их уровня. Это задача понятная. Я же сейчас говорю о другой задаче — задаче формирования президентской «сотни», которая должна быть его «гвардией». Не гвардейской дивизией, а гвардейской «ротой», которая должна быть преданной...

— Преданной по какому принципу — личной преданности, партийной принадлежности, или же по какому-то другому принципу? И кому — преданной?

— О преданности легко говорить в условиях монархии, когда личная преданность государю и стране слиты воедино. В условиях демократической системы очень трудно совместить личную преданность с преданностью власти, идее, а тем более — народу. Но такие люди тоже находятся. Хотя, в общем-то, есть ситуации, когда человек предан идее и народу, но не может быть предан кому-то по личному мотиву. И чаще всего ситуация в таком именно случае и приобретает характер конфликтности. Человек по природе обладает страстью к личной преданности. И не всегда способен пожертвовать ею ради более отвлеченной преданности идее или сородичам. Это ахиллесова пята демократии.

— Может быть, в демократическом обществе как раз на первый план и выходит преданность идее, хотя и преданность личная тоже не сбрасывается со счетов. В конце концов, все мы приглашаем к сотрудничеству тех людей, которых хорошо знаем, в деловых и личных качествах которых уверены.

— Конечно, это так. Но статус в демократическом обществе — это позиция не личная. У нас, в России, есть избранный президент, и мы должны быть преданы должности президента, а не какому-то конкретному лицу на этом высшем государственном посту. В этом смысле в демократическом государстве одна из глубинных слабостей управления заключается в разобщенности между личной преданностью и преданностью идеям и народу. Поэтому-то Платон и говорил, что демократия превращается в охлократию, ибо личная преданность, соответствующая природе человека, перевешивает в нем преданность идее и государству. Первая — естественной природы, вторая — социальной, ее надо взращивать, «культурить». И в таком обществе весьма трудно (обычно невозможно) переключить тумблер на переход к мобилизационному управлению. Но именно поэтому-то и должны иметься специальные выработанные институты (причем они не должны быть публичными), которые являлись бы своего рода индукторами, усиливающими при необходимости работу механизма такого перехода. Вот эта группа лиц, которая не должна обсуждаться публично, исполняющая осознанно свои обязанности служения только лишь институту государства, кстати, не будучи «силовиками», и должна быть таким своего рода усилителем.

— А нет ли опасности того, что таким образом может создаться новая номенклатура. Сначала в эту группу будет входить сто человек, потом — триста, затем — уже тысяча, и в итоге образуется целый номенклатурный класс, озабоченный лишь своим собственным благом, но отнюдь не благом страны и ее граждан?

— А это тоже естественный процесс. Такой слой образуется при любой ситуации. Угроза окостенения существует, но это угроза малая. С ней можно бороться путем проведения ротации кадров и их высокой мобильности. Ведь при низком уровне кадровой ротации возрастает вероятность рутинизации, нарастает кумовство (что синоним профнепригодности), да банальная опасность коррупции. Но гораздо более серьезна угроза превращения «гвардии» в преторианскую, когда такая «гвардия» может совершить дворцовый переворот и сменить императора (как это было с Павлом Первым или Нероном). Грубо говоря, вместо служения идее эта «гвардия», став преторианской, превращается в специализированный дворцовый институт власти. Это очень эффективная структура — недаром политическая нужда всякий раз заставляет создавать такую структуру, — но ей свойственно быстро перерождаться в «раковую опухоль» института государства. Сильное средство — больше побочных действий. Поэтому такая «гвардия» должна находиться под очень строгим контролем.

— Контролем — чьим?

— Ну, скажем, так, ЧК, или Комитета партийного контроля, или какого-нибудь кадрового управления президентской администрации. Везде придумывают свои контрольные структуры. Тут неважно название этого контрольного органа, а важна суть дела. Но должна быть структура, которая не участвует в процессе управления. Это и «силовики», которые должны исполнять свои функции на других уровнях и в других сферах. Сама же «гвардия» занимается только управлением и его обеспечением. Эта «гвардия» или, если угодно, квота, должна быть при президенте независимо от того, кто конкретно занимает президентский пост.

— Но ведь в этой «гвардии» должно происходить какое-то обновление?

— Да, безусловно. Всякая мобилизационная ситуация — она временна, и не может длиться даже десять-двадцать лет. В конце концов, такая «гвардия» начинает «заваливаться» по своим качествам и эффективности. Мобилизация, как и война, действуют исторически недолгий срок. Поэтому «гвардия» должна существовать ограниченное время, грубо говоря, как спецподразделение «Альфа», только для решения специальных вопросов. Но в данном случае вопросы ключевые для общественной жизнеспособности. И люди из этой структуры должны уходить на другие посты. Из нее выходят министры, губернаторы. То есть, уходить в систему рутинного управления. Но при возникновении экстремальной ситуации любой из этой «гвардии» уже знает, как действовать, как поступать, он зафиксирован в этой структуре, он является уже, образно говоря, сверхпрочным болтом, с нарезкой не в 3, а в 10 витков, болт этот держит резьбу в любых условиях. И в эту структуру должны постоянно приходить новые люди. В противном случае есть опасность ее превращения, повторюсь, в преторианскую гвардию. Подобная угроза существует для всех такого рода структур, поэтому должен быть предусмотрен механизм смены для выполнения не мобилизационных, не срочных, а более рутинных задач. Замечу еще раз, что такие структуры почти везде и создавались по нужде. По задачам мобилизации общества. Нам они известны почти исключительно по перерожденным формам, когда превращаются в особые институции — что мамлюки, что преторианцы, что чекисты.

— А почему вы считаете, что сейчас России необходима мобилизационная готовность?

— Такая готовность нужна с учетом внешних угроз. Для России все же более актуальны угрозы внешние, а не внутренние. Общество у нас патриотично, что бы там ни говорили и ни писали. Многие из пишущих просто не знают реально общества, а описывают только эти тринадцать «точек», знают, как живут горожане в крупных городах и как думает маргинальная часть горожан. А население страны, которого не знают эти «блоггеры», живет совершенно иначе. Люди думают, живут, мечтают, мыслят иначе, чем живут и мечтают в блогах и на экранах, они отличны, они солидарны и жертвенны, чего большинству пишущих не понять. Трагедия в дискотеке «Хромая лошадь» в Перми показывает это, они сплочены, поддерживают друг друга. Они готовы к мобилизации. Но к этому не готов нынешний институт власти. А такая необходимость с учетом фактора внешних угроз есть. Возьмем, например, Арктику. Когда в 1920-е годы СССР определял свои арктические границы, утверждал права на Шпицберген, никто не задумывался об этом всерьез, никого это не интересовало. А сейчас все государства этим вопросом очень заинтересовались! Угроза связана с наличием доступных ресурсов. Каковы основные ресурсы? Это вода, уран, газ, нефть, минералы. В мире формируется десяток игроков, которые имеют конфликтные интересы и вступают в противоборствующие альянсы для контроля этих ключевых ресурсов. Недаром же китайцы покупают земли в Африке и Латинской Америке, и недаром Россия там же занимается разработкой месторождений! И не просто так вот, от нечего делать, все сидят на своих полярных станциях в Антарктиде! Посмотрите, как распределены эти станции по пространству материка. Словом, угрозы нарастают и надо быть готовыми встретить их, причем — по самому экстремальному сценарию.

— А вот вопрос практический: материальное обеспечение госчиновника всегда ниже, чем у работника такого же уровня в бизнесе. Не кажется ли вам, что у госслужащих должны быть какого-то рода привилегии, чтобы люди охотнее шли на работу в госорганы?

— На мой взгляд, быть может и наивный, решение вопроса делится на две части: одно решение — для всех, кто работает на низовом уровне. Да, им нужно выплачивать высокое жалование за службу. Хотя, конечно же, это жалование не может дотягивать до уровня в бизнесе. И еще — это обеспеченная пенсия работнику и его семье. Вот и все. Больше — никаких привилегий!

Что же касается людей, работающих за идею. Вы знаете, те, кто работают за идею, в меньшей мере думают о деньгах. Да, они получают зарплату, достаточную для того, чтобы обеспечить себя и семью. И все. Не нравится? Пожалуйста, иди в бизнес. Но это мое, быть может, и наивное видение вопроса. Я, например, понимаю тех первых лиц в государстве, кто были весьма небогатыми людьми и служили за идею. Такие люди были и есть повсеместно. Не придут к власти люди со страстью наживы в душе. Потому что в них нет пассионарности, только страх.

Вот, кстати, и симпозиум в Казахстане, работавший в режиме международной конференции, показал это. В Академии готовят кадры управленцев высшего звена. Причем все они — люди с горящим взором, талантливые, успевшие уже немного поработать во власти, но при этом сохранившие свежесть мыслей, трезвый ум и ясный рассудок. Это пассионарные люди, все они — горячие патриоты свой страны, а при таком подходе есть надежда, что они будут исполнять поставленные задачи хорошо и дело пойдет.

— Создается впечатление, что в этих размышлениях вы делаете ставку на духовное начало в человеке, а не на присущие каждому от природы качества меркантильного, материального характера?

— Что ж, пожалуй. А разве это плохо? В России духовное начало всегда играло особую роль в жизни и отдельных людей, и всего общества. Так складывалось исторически. Всегда в России были личности на государевой службе, готовые положить свои жизни за Отечество. Например: Авраамий Палицын и Сперанский, Витте и Косыгин. Поэтому надо возвращаться к этим истокам нравственности — пассионарность отсюда проистекает. Отсюда же — и способность к мобилизации.

Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ